Не очень старательно, но все же перевела статью Джонатана Летема, автора “Пистолета с музыкой” и “Сиротского Бруклина”, под названием “The Squandered Promise of Science Fiction”, где он печалится, что фантастов не приняли как серьезных писателей. Нобелевская премия Лессинг и Исигуро должны были его успокоить. Он пишет, что фантастика должна освободиться, но она как раз и освободилась – от стремления нравиться “большому жюри”. Жанры – это не определяющая для писателя вещь, они лишь инструменты. Так или иначе, Летем выражает взгляды людей, делящих книги на уважаемую “большую литературу” и “фантастику” как урезанную маргинальную область, так что стоит посмотреть на его аргументы.
Разбазаренные обещания научной фантастики.
В 1973-м году “Радугу тяготения” Томаса Пинчона наградили премией Небьюла, оказав высочайшую честь в области, когда-то известной как “научная фантастика”, – термин, сейчас почти забытый.
Простите, я размечтался.
(…) Хотя “Радуга тяготения” действительно номинировалась на Небьюлу в 1973-м, ее обошло “Свидание с Рамой” Артура Кларка, которое комментатор Картер Шольц справедливо определил как “скорее, схематичная диаграмма в прозе, чем роман”. Номинация Пинчона – надгробный камень, отмечающий смерть надежды, что научная фантастика вольется в мэйнстрим.
Эта надежда зародилась в сердцах писателей, которые без малейшей поддержки от большого литературного мира понемногу подтягивали жанр к границам респектабельности. Новая волна НФ в 60-е и 70-е была опьянена словом, и волей-неволей применяла модернистские техники к старым фантастическим мотивам, добавляя компенсационные дозы отчужденности и сексуальности к персонажам, едва ли освободившимся от жанровых правил. Однако новая волна также сделала возможными такие книги как “Дальгрен” Дилэни, “Помутнение” Дика, “Обделенные” Урсулы Ле Гуин и “334” Томаса Диша, – работы, стоящие в ряду лучших американских романов 1970-х, находящиеся вне категорий, жанров, ярлыков. В пароксизме амбиций фантастика даже заигрывала с переименованием в “speculative fabulation” (литературно-критический термин, одновременно претенциозно глупый и чертовски правильный).
Что делает фантастику замечательной и сложной, так это смесь конструирования и сказочности, т.е. научная фантастика одновременно и умная литература, и история, полная вымысла. В течение первых 60 с лишним лет американскому художественному роману не хватало качеств, которые НФ предлагает в изобилии, пусть и не слишком элегантно. В то время, как за границей процветали выдумщики, такие как Борхес, Эйб, Кортасар, в Америке литературное пуританство четко отделило творческий, сюрреалистический язык от респектабельных романов. Другой типичный рефлекс – антиинтеллектуализм, диктующий, что романисты не должны проповедовать, экстраполировать или теоретизировать, а только показывать и чувствовать, – означал, что роман идей в течение многих лет был прерогативой Нормана Мейлера. Нежелание представителей гуманитарных наук признать технократический импульс, изменяющий современную культуру, оставило эту тему нетронутой [писателями мэйнстрима]. Десятилетиями НФ заполняла этот пробел, и в этом время авторы добавляли в нее описательность, неоднозначность и рефлексивность, помогая развиваться в направлении чего-то вроде литературной зрелости или, по крайней мере, способности рождать случайные шедевры. Continue reading
