Не очень старательно, но все же перевела статью Джонатана Летема, автора “Пистолета с музыкой” и “Сиротского Бруклина”, под названием “The Squandered Promise of Science Fiction”, где он печалится, что фантастов не приняли как серьезных писателей. Нобелевская премия Лессинг и Исигуро должны были его успокоить. Он пишет, что фантастика должна освободиться, но она как раз и освободилась – от стремления нравиться “большому жюри”. Жанры – это не определяющая для писателя вещь, они лишь инструменты. Так или иначе, Летем выражает взгляды людей, делящих книги на уважаемую “большую литературу” и “фантастику” как урезанную маргинальную область, так что стоит посмотреть на его аргументы.
Разбазаренные обещания научной фантастики.
В 1973-м году “Радугу тяготения” Томаса Пинчона наградили премией Небьюла, оказав высочайшую честь в области, когда-то известной как “научная фантастика”, – термин, сейчас почти забытый.
Простите, я размечтался.
(…) Хотя “Радуга тяготения” действительно номинировалась на Небьюлу в 1973-м, ее обошло “Свидание с Рамой” Артура Кларка, которое комментатор Картер Шольц справедливо определил как “скорее, схематичная диаграмма в прозе, чем роман”. Номинация Пинчона – надгробный камень, отмечающий смерть надежды, что научная фантастика вольется в мэйнстрим.
Эта надежда зародилась в сердцах писателей, которые без малейшей поддержки от большого литературного мира понемногу подтягивали жанр к границам респектабельности. Новая волна НФ в 60-е и 70-е была опьянена словом, и волей-неволей применяла модернистские техники к старым фантастическим мотивам, добавляя компенсационные дозы отчужденности и сексуальности к персонажам, едва ли освободившимся от жанровых правил. Однако новая волна также сделала возможными такие книги как “Дальгрен” Дилэни, “Помутнение” Дика, “Обделенные” Урсулы Ле Гуин и “334” Томаса Диша, – работы, стоящие в ряду лучших американских романов 1970-х, находящиеся вне категорий, жанров, ярлыков. В пароксизме амбиций фантастика даже заигрывала с переименованием в “speculative fabulation” (литературно-критический термин, одновременно претенциозно глупый и чертовски правильный).
Что делает фантастику замечательной и сложной, так это смесь конструирования и сказочности, т.е. научная фантастика одновременно и умная литература, и история, полная вымысла. В течение первых 60 с лишним лет американскому художественному роману не хватало качеств, которые НФ предлагает в изобилии, пусть и не слишком элегантно. В то время, как за границей процветали выдумщики, такие как Борхес, Эйб, Кортасар, в Америке литературное пуританство четко отделило творческий, сюрреалистический язык от респектабельных романов. Другой типичный рефлекс – антиинтеллектуализм, диктующий, что романисты не должны проповедовать, экстраполировать или теоретизировать, а только показывать и чувствовать, – означал, что роман идей в течение многих лет был прерогативой Нормана Мейлера. Нежелание представителей гуманитарных наук признать технократический импульс, изменяющий современную культуру, оставило эту тему нетронутой [писателями мэйнстрима]. Десятилетиями НФ заполняла этот пробел, и в этом время авторы добавляли в нее описательность, неоднозначность и рефлексивность, помогая развиваться в направлении чего-то вроде литературной зрелости или, по крайней мере, способности рождать случайные шедевры.
Но на пути революции произошла забавная вещь. В 60-х годах, когда лучшие писатели НФ стали задаваться вопросом, может ли НФ быть литературой, американская литературная фантастика открылась для способов письма, которые прежде исключала. Такие писатели, как Дональд Бартелми, Ричард Бротиган и Роберт Кувер вернули в НФ образность и сюрреализм, в то время как другие, вроде Дона Делилло и Джозефа Макэлроя, начали бороться с зарождающейся технокультурой. Берроуз и Пинчон делали понемногу и того, и другого. В результате необходимость признать достижения научной фантастики просто вымыло из поля обсуждений. Зачем искать в этих ярких мягких обложках то, что легко доступно в излучающих респектабельность упаковках? Так что за этим последовало критическое неприятие или безразличие к фантастике [со стороны мэйнстрима].
(…) Трудно не заметить попытку НФ к освобождению, типичную для других движений за равенство, которые достигли пика примерно в то же время, но затем схлынули в политику идентичности. Опасаясь потери отличительных черт и будучи огорченной отсутствием доступа в башню из слоновой кости, НФ сделала шаг назад, прочь от широких литературных устремлений. Не то, чтобы блестящая НФ в последующие годы не встречалась, но (за несколькими исключениями) она была задавлена массой реакционной фантастики, столь же скупой с художественной точки зрения, сколь уютно знакомой.
В 80-е как знак надежды воспринимался киберпанк – за его воодушевление, яркость, внимательность к тому, как изменились наши представления о будущем. Но даже лучшие писатели киберпанка продвигали мачистские и регрессивные фантазии о бунте, а кипение жизни и язык были слабой копией того, чего достигли лучшие романы новой волны. В любом случае, даже выдающиеся киберпанки быстро утопили себя в болоте пирсингованных фотокопий юношеских фантазий о власти, которые были очень, очень стары.
Что подводит нас к нынешним дням [статья написана в 1998]. Где, несмотря на все препятствия, по-прежнему пишется литературная фантастика, достойная внимания широких слоев читателей. Однако ее актуальность после краха представлений о том, что научная фантастика должна и будет сближаться с литературой, в лучшем случае неясна. Писатели литературной фантастики находятся сейчас в сумеречном мире, который не является ни уважаемым, ни коммерчески жизнеспособным. Их работы тонут в море мусора в книжных магазинах, в то время как большая часть фантастики пишется людьми, слишком практичными или равнодушными, чтобы обращать внимание на ее стигматизированную сущность. НФ трагично провалилась том, чтобы сделать свои достижения достоянием общественности и получить заслуженное уважение, и сейчас ее сильные стороны регулярно упускаются. В литературной культуре, где есть Пинчон, Делилло, Бартелми, Кувер, Джанет Уинтерсон, Анджела Картер и Стив Эриксон, разве это разделение не бессмысленно?
Обложки дисков “Звездных войн”
Но литературные традиции, укрепляющие подобное разделение, – только часть истории. Среди факторов, мешающих воспринимать научную фантастику всерьез, есть один до боли очевидный: книги чертовски уродливы. Хуже того, они одинаково уродливы, поэтому вы не сможете отличить те, что предназначены для взрослых, от тех, что написаны для 12-леток. К сожалению, эта путаница создана намеренно, и объяснение возвращает нас к середине 70-х.
Сейчас в кинокритике стало общим местом то, что Джордж Лукас и Стивен Спилберг совместно привели самое прогрессивное и интересное десятилетие в американском кино к краху. Что особенно жутко, так это факт, что тот же самый дуэт виноват и в трагедии научной фантастики, хотя можете добавить и третье имя – Дж. Р.Р. Толкиен. Огромный успех образов и архетипов, созданных этими тремя знатоками детской литературы, расширил рынок “научной фантастики” (карикатурной, кастрированной и глубоко ностальгической версии подающей надежды литературы) в тысячу раз. То, что раньше было ничтожной и эксцентричной издательской нишей, идущей своим собственным безобидным путем, стало потенциальной дойной коровой.
(…) По мере того, как росли ставки, маркетологи тут же расположились на этой территории лагерем. Для удобства вспомним клонирование грандж-рока после Nirvana. Книги начали создаваться, чтобы удовлетворить огромный искусственный аппетит, – гнилые книги, миллионы их, – и прекрасные романы переупаковывались, чтобы соответствовать духу времени. С сюрреалистическими хиппи-обложками 60-х, обещавшими взрослую абстракцию и двусмысленность, было покончено. Книги издавали в том тягостном, буквальном стиле, который так ненавистен покупателям сложной литературы. В среднем научная фантастика с 1976 года начала выглядеть, словно постер к “Звездным войнам”. Мужчины будущего снова думали своими мечами – простите, световыми клинками. Эта распродажа имела бы смысл, если бы авторы литературной фантастики что-то с этого заработали. Но нет, литературная фантастика все так же награждалась гонораром безработного поэта.
Еще одно препятствие к признанию скрыто в культуре научной фантастики – засада на дороге, по которой никто не идет. НФ это не только литературный жанр, но и идеологическая площадка. Любой, кто ее навестил, в курсе ряда правил: колонизация космоса желательна; рационализм одержит верх над суевериями; киберпространство способно изменять индивидуальное и коллективное сознание. Взаимодействие с этим наследием привело к гениальным работам – Барри Мальцберг запятнал очарование космонавтики, Дж. Баллард радостно развенчал предположение о том, что технологии – следствие рационализма, Джеймс Типтри мл. заменил тело и его инстинкты на во всех отношениях бестелесный дискурс. Но сопротивление против ереси может быть на удивление сильным, отражая эмоциональный голод по солидарности внутри маргинализованных групп. Научная фантастика может также работать как клуб, где участники разделяют негодование исключенных и защитную привязанность к историям, процветавшим в воображении 12-леток, но исчезающих при первом контакте со взрослым мозгом. В своей безоговорочной любви к собственному мусорному слою НФ может быть такой же постмодернистской, как мечты Фредрика Джеймисона, но одновременно невероятно сентиментальной.
Следует заметить, что маргинальность не всегда плоха для художника. Молчание, изгнание и хитрость остаются союзниками писателей, а презираемые жанры служили плодотворным источником для поколений американских писателей-иконоборцев. И, разумеется, хипстерская аудитория возмущается, когда любимый ими культовый предмет становится слишком популярен. Но искусство аутсайдеров, если оно сильно сопротивляется включению, требует драгоценной уверенности в себе. Остатки джаза, отказавшегося от трансформации бибопа, – это парни в полосатых костюмах, играющие в Диксиленде, и классическая фантастика после 70-х, фетишизирующая отказ мэйнстрима ее вобрать, иногда звучит ужасно похоже на Диксиленд, – так же утонченно, так же приторно несовременно.
Первый состав музыкантов Диксиленда
Если хороший текст игнорируют из-за жанровых границ – что ж, так тому и быть, ведь хорошие тексты остаются непрочитанными по множеству причин. Позор в том, что осталось ненаписанным, погребенным внутри художников, усваивающих предрассудки как уродующую неуверенность в себе. Великое искусство чаще всего возникает тогда, когда создателей поощряют допустить возможность собственной значимости. Мог ли Филип Дик научиться исправлять свои черновики вместо того, чтобы в отчаянии швырять их на рынок, если бы “Человек в высоком замке” был признан литературными критиками в 1964? Могли ли вскоре после этого появиться еще пять или десять молодых Филипов Диков? Мы никогда не узнаем. Потери есть и по другую сторону черты. Возьмем, к примеру, Курта Воннегута, усердно уклонявшегося от ярлыка НФ, и поэтому отказавшегося от топлива, питавшего его лучшие работы.
Как могла бы выглядеть менее предвзятая модель отношения к НФ? Ну, никому не нравится, когда на него вешают ярлык писателя-экспериментатора, однако экспериментальное письмо процветает в тихих уголках литературного пейзажа, – и, хотя его мало читают, у него есть свое место. Когда кто-то делает заявление о важности того или иного экспериментального писателя – скажем, Денниса Купера или Марка Лейнера, – эти утверждения не отвергают с беспредельной категоричностью.
Вот о чем могла бы просить НФ: чтобы ее нишевые, хардкорные писатели пользовались уважением за то, что доставили удовольствие своей аудитории преданных читателей, чтобы ее восходящим звездам был дан шанс выступить на главной сцене. Чего еще не хватает, так это изучения Великих Книг НФ после 70-х: той теории нф, которая предлагала бы полку с Дишем, Баллардом, Диком, ЛеГуин, Дилэни, Расселом Хобаном, Джоанной Расс, Джеффом Райманом, Кристофером Пристом, Дэвидом Фостером Уоллесом плюс книги вроде “Тепловой смерти Вселенной” Памелы Золин, “Пересмешника” Уолтера Тевиса, “The Continuous Katherine Mortenhoe” Комптона, “Воспоминаний об амнезии” Лоуренса Шейнберга, “Легкого путешествия на другие планеты” (Easy Travel to Other Planets) Теда Муни, “Рассказа служанки” Маргарет Этвуд и “Dream Science” Томаса Палмера как некий стандарт. Такая теория фантастики должна была бы выбросить в мусорную кучу самопровозглашенную, но архаичную “классику” жанра.
Завтрашние читатели, рожденные в городах-антиутопиях, воспитанные компьютерами и погруженные в медийные рекурсии иконографии НФ, не заметят, происходит ли действие романов, которые они читают, в будущем или настоящем. Им будет все равно, если одни персонажи используют техножаргон, а другие – нет. Некоторые из этих читателей, впрочем, перестанут тянуться к художественной литературе, которая льстит и удовлетворяет фантазии, и обратятся к книгам, которые провоцируют, беспокоят или усложняют мир с помощью манипуляции повествовательными пристрастиями. Они научатся ценить разницу между, скажем, Терри Макмилланом и Тони Моррисон, между Томом Роббинсом и Томасом Пинчоном, между Роджером Желязны и Сэмюэлом Дилэни, – различия слишком тонкие, чтобы их можно было использовать для издательских категорий или отдельных полок в магазинах.
Конечно, если не произойдет утопичного передела издательского, книготоргового и критического аппарата, барьер – хотя он становится все более спорным и абсурдным – остается. Но мы можем мечтать. В 1973 году Небьюла должна была уйти Пинчону, а в 1977 – Делилло. Вскоре после этого НФ должны были ласково и с любовью разобрать, а писатели разбежаться – детское фэнтези в одном месте, технофетишисткие триллеры в другом, сценаристы фильмов в третьем. Но что самое главное, в скалистых царствах художественной литературы без категорий должна была храбро встать горстка героически стойких и амбициозных авторов литературной фантастики. И не надо, не будите меня, тут идет моя любимая часть – и их должны были встретить с распростертыми объятьями.
Летем, 1998
_________________
Мой последний сборник рассказов “Демон пустоты” – https://www.litres.ru/zhanna-poyarkova/demon-pustoty/
Мой подкаст Heresy Hub о неожиданных идеях в фантастике и научпопе – https://soundcloud.com/heresyhub (например, выпуск об экспериментальной фантастике или о битве с каноном в “Звездных войнах” Райана Джонсона).
Patreon: https://www.patreon.com/heresyhub
