Авторы книг редко пишут о том, что их интересовало при работе над текстом. Обычно, когда завершаешь, все это перестает иметь смысл, потому что мысли уже в будущем. В итоге вся закулисная и крайне интересная часть либо навсегда остается за кадром, либо крохотными осколками всплывает у популярных авторов в интервью – и все. Мне же путь идеи и трансформация материала в голове у писателей кажутся дико интригующими, однако читать их имеет смысл после книги.
Факты об “Отступнике”:
Я задумала книгу о герое, потерявшем веру, достаточно давно, почти десять лет назад. Тогда я посчитала, что недостаточно опытна, чтобы браться за такие сложные темы, и вернулась к этому, когда повзрослела. Вначале меня захватывала идея описать поражение в битве, которое оказывает значительно более сильное влияние на героев и мир, чем любая победа. В одном из вариантов книга даже начиналась с поражения воздушного флота еретиков, т.е. первая глава была описанием тотального разгрома. Пару “победа”-“поражение” хотелось переставить местами, т.е. фактически поражение становилось победой, финальная точка – началом. В процессе работы я сменила средства, но подход остался, два героя (Дрейк/Годар) и концепция краха бинарного мира сохранились.
На написание книги ушло примерно 2.5 года с учетом моей плотной занятости на работе.
У меня была идея сопровождать каждую главу эпиграфами как из церковных текстов (в частности – Ефрема Сирина), проводя эдакую линию параллельной проповеди, резко контрастирующую с поступками церковников, так и из книги “Дао джит кун до” Брюса Ли, чтобы обыграть становление героев, однако я сочла это избыточным.
В конце книги присутствовал текст, который не вошел в печатное издание: “Спасибо Джону Труби за «Анатомию истории», Джулии Кэмерон – за книжки и понимание вреда перфекционизма, а также Дэвиду Гейдеру – за внезапное озарение по поводу работы сценариста на базе игр Dragon Age, которые заставили заинтересоваться тем, как делать игры.”
Терновник, один из самых интересных и раздражающих героев в книге, появился совершенно неожиданно. Я пробовала разные варианты второй главы, все они не нравились. Но когда в Армаде появился король, картина сложилась.
В главе “Песнь песней” реализовала давнее желание использовать библейский текст по прямому назначению – как признание в страсти, любви, томлении. Дойдя до трети книги, я случайно натолкнулась на попытки разнообразных трактовок Песни песней церковью, где груди оказываются символами церкви, а любовник – Иисусом. Смотреть на это было крайне неприятно. Тогда я поняла, что Годар просто обязана воспользоваться такими мощными фразами. В “Отступнике” Годар цитирует Песнь послу, превращая в откровенное признание и заставляя церковников краснеть от слов, которые они тщательно пытались обезопасить бесконечными трактовками. Как выяснилось, читателям сцена тоже по душе.
Некоторое время, пока писала, ходила на фехтование и на кендо – для собственного удовольствия, а не ради книги, но спарринги сильно расширили кругозор. Я фанат боя на мечах, поэтому, решившись пойти, информацию впитывала отовсюду – и на тренировках, и в теории (видео, книги). Также меня интересовала разница в подходах к работе с оружием для разных школ. Акира как образ совершенного воина какие-то знания, полученные оттуда, несомненно вобрал, хотя в книге меня больше интересуют идеи и драматические расклады, а не техника. К сожалению, мне пришлось прекратить занятия кендо, так что знания остались поверхностными. Но я утешаю себя тем, что теперь сведений о драках , стойках, синаях и саблях у меня все же больше, чем у большинства писателей фэнтези =)
“Неприличная поэзия” про демонов и разнообразную любовь, которую брезгливо обсуждают церковники на борту “Господа воинств”, – это “Озарения” Артюра Рембо.
Благодарность Дэвиду Гейдеру – не шутка. Это же человек, создавший Морриган! На меня произвел огромное впечатление сценарий Dragon Age II и работа над персонажами в нем. С точки зрения геймера игра была так себе, но вот сценарная работа меня поразила, особенно когда я начала копать вглубь. В DA2 взрослый конфликт, замешанный на религии и революции, и славные персонажи с плавающей моралью (наряду с клонированными картами и ужасными сайд-квестами). Сходная сложная позиция у игрока во втором “Ведьмаке”. Гейдер – мастер конфликтов, с его героями зачастую приятнее находиться, чем с живыми людьми. Я достаточно долго исследовала сценарий, вилки, работу с игроком (прошла игру раз пять), а после закончила несколько курсов по общей работе над играми, чтобы лучше разобраться в управлении игроком. Это повлияло и на работу с собственным текстом. Вот здесь описала, что и как: http://yasher.net/dragon_age_2_kak_posobie_po_buntu
На стадии первоначальной задумки у меня была мысль сделать книгу, написанную от лица двух героев, которые совершенно различно смотрят на одни и те же события. Что-то вроде «Хрустального грифона» Андре Нортон со скидкой на мою обычную жесткость. Но, подумав, я решила провести линию Дрейка последовательно, а оппонировать ему от третьего лица, подавая события в Армаде с помощью нескольких “камер”, потому что Армада – это система. Дрейк – одиночка, он исследует мир, у него есть свой взгляд. Изнутри Армады характеры различны, но система ценностей одна и та же, она подавляет. Такой подход был отражен и в названии глав (“Дрейк. Лагерь” или “Армада. Возвышение короля”), однако редактор сказала, что читатели таких вещей не замечают и не ценят. Я согласилась, хотя мне такая конструкция нравилась.
Запало в память слово «шрайя» из романов Скотта Бэккера. Люблю сочетание рычащего “р” и шипящих, в таких словах есть магия. Мне хотелось похожего емкого слова, чтобы назвать своих язычников. Шуай — произносится, скорее, как schwei, швай. В мелодичном языке Лурда звучит, словно грубое ругательство, очень чуждое слово, которое отражает отношение местных лучше описаний.
Для меня конструкции глав – отдельный инструмент, чтобы задать ритм, сделать кадрирование. Мне нужно пространство, импровизация. Любая строгая структура меня расхолаживает. Я люблю главы совершенно произвольной длины – как, например, в “Фрагментации памяти”, они там перенаправляют камеру или работают вспышками. “Отступник” сохраняет классическую структуру, тут все четко. Но линия поиска Дрейка идет пунктирной линией, прерывается массовыми действиями внутри Армады. Этот пунктир – отражение прерывистого, неуверенного поиска пути, хотя он продолжает двигаться к цели, несмотря на шок. Делаю такое для собственного удовольствия постоянно.
Да Коста, Герма, Лютер, Мартир – это фамилии известных еретиков из прошлого. Особенно, конечно, здесь выделяется сборный Тео Лютер, который у меня стал увлеченным ученым.
Мне очень нравилась идея скрестить части стимпанка, который является крайне ограниченным жанром, и условно средневекового мира. Мир «Отступника» – это мир на стыке, в нем еще сильны средневековые тенденции, поддерживаемые религией (меч – религиозный символ), но уже входят в обиход примитивные револьверы, разрабатываются различные виды пороха, есть дирижабли, двигатели, фабрики, проч. Эта эволюция по какой-то причине обычно игнорируется. При этом сам стимпанковый колорит остался в глубоком фоне, я не стала его отдельно выписывать. У меня была также мысль полнее осветить производство и экономику на примере стратегии Годар, но я поняла, что тогда аудитория трагически сузится.
Прочитав «Левиафана» Вестерфельда, я восхитилась тому, как иллюстрации поддерживают незамысловатый текст, и мне захотелось реализовать давнюю мечту сделать книгу с богатыми иллюстрациями. В детстве у меня было две книги такого рода – «Танцоры на краю времени» Муркока с мощными иллюстрациями под Бердслея и иллюстрированное в духе жития святых издание Толкиена. Мне захотелось смешать комикс-эстетику и фэнтези-пафос, сделать так, чтобы воображение читателя было серьезно поддержано картинами. Я потратила массу личных денег на эти рисунки просто для того, чтобы это произошло. Кажется, я даже пошла на новую работу раньше, чем планировала, чтобы финансировать это предприятие. Рисунки и работа над ними описаны здесь: http://mor.yasher.net/2017/04/05/otstupnik-vse-illyustracii/
Если рассматривать клинч религиозных концепций в книге, то на меня очень сильно повлияла история раннего буддизма Тхеравады. Ранний буддизм – это не религия как таковая. В ней отсутствует идея спасителя и Бога. Это просто руководство к саморазвитию, которое утверждает, что ты можешь стать богом самостоятельно, если будешь прилагать определенные усилия. Предельно революционная для христианского мира идея. Мысль об изначальном несовершенстве мира и принятии этого как неизменного факта сильно контрастирует с христианством, в котором изначально все было совершенным, но кто-то (змея, грехи, соблазны, дьявол) все испортил. Это искажение сильно коверкает жизнь стремлением к недостижимым идеалам и культом чувства вины. Слом такого мировоззрения и составляет основной стержень книги, о чем говорит главный эпиграф.
Я крайне отрицательно отношусь к монотеистическим религиям и религии в целом, а стремление к вере и мистическому опыту считаю изъяном мыслительного аппарата, его особенностью. В принципе, про это немало написано.
Для того, чтобы сделать «Отступника», пришлось отойти от целого ряда привычных правил. Для начала я сломала привычку никому не показывать текст, потому что мне нужны были иллюстрации, рисующиеся прямо в процессе написания. Я никогда не показываю черновики или полуфабрикаты и не обсуждаю их, так что это было трудно, но после периода привыкания дало эффект.
Во-вторых, я сломала свои предрассудки и прочитала несколько книг по драматургии, чтобы найти новые приемы для решения определенной задачи. Прежде я обдавала авторов бесконечных бестселлеров по построению сюжетов презрением. Однако оказалось, что «Анатомия истории» Джона Труби – книга для таких, как я. Он не любит Аристотеля и описывает те приемы, которые используешь интуитивно, как набор действующих крутых схем, особенно хороши его примеры (мне как бывшему кинокритику очень поперло). Т.е. он описал в формате четкой схемы то, что многие нащупывают из озарений и раздумий, – и такое упорядочивание изрядно помогло.
У этой победы над собой был дополнительный бонус – вдохновившись моей рецензией на Труби, мой друг-переводчик почти полностью “пиратски” перевел «Анатомию истории» для других людей, многие с интересом начали читать. В прошлом же году ее наконец издала на русском “Альпина паблишер” с официальным переводом. Берите, не пожалеете =)
У меня появилась «писательская доска» со схемами и рисунками, похожая на доски детективов из сериалов, а также таблица с характерами и особенностями героев. Это оказалось достаточно удобно. Большую часть занимала схема логических узлов развития персонажей + картинки для создания настроения. Выглядит немного маниакально, но помогает держать в фоне нужные задачи.
Вместо последовательного написания я попробовала параллельное, и это сильно увеличивает удовольствие от создания книги. Все предыдущие книги я писала последовательно, от начала – к финалу, а это замедляет общий процесс. Я решила сменить подход: если создавался какой-то затор, вместо раздумий и пауз я писала куски из последующего действия, которые видела четко и ясно. Затем остается только их собрать. За смену подхода спасибо Олешеру (Алексею Пехову), Елене Бычковой и Наталье Турчаниновой, которые поделились со мной своими методами написания книг.
Дрейк – это типичный лживый рассказчик, неверный свидетель. Ему нельзя доверять в описании лагеря Годар, потому что восприятие полностью пропущено через призму его взглядов, но это и делает его рассказ ценным. Через его реакции виден целый пласт предрассудков, устройство общества. Сначала еретики кажутся церковнику сборищем безумцев и отбросов, однако мало-помалу его взгляды меняются, а оценки становятся не такими радикальными, пока он окончательно не принимает их сторону. Этот процесс для самого Дрейка проходит почти незаметно, т.к. в жизни происходит множество событий, он погружен в личную драму. В итоге читатель знает больше, чем главный рассказчик.
Акира – местный мастер-кунфу, мастер дзен с изъяном. Он владеет умением предельной концентрации, а также поддерживает необходимую “текучесть ума”, которую требуют от фехтовальщика японские мастера. Описывая его в битве, держала в голове эту выдержку из письма мастера меча Такуана Дзягю Тадзима-но Ками:
«Поднятый меч не имеет собственной воли, он весь из пустоты. Он как сверкающая молния. Человек, который сейчас будет повержен ударом — тоже пустота, и такая же пустота — поднявший меч. Ни один из них не обладает умом, наделенным субстанциональностью (постоянством, твердостью). Поскольку каждый из них состоит из пустоты и не обладает умом (кокоро), то человек, который наносит удар, не человек; меч в его руках — не меч, и то „Я“, которое сейчас будет повержено, подобно весеннему ветерку, рассеченному проблеском молнии. Когда ум не останавливается, то меч, наносящий страшный удар, не что иное, как дуновение ветерка. Ветер не сознает себя, когда мчит над вершинами деревьев, нарушая их покой. Так же и меч.” (Тантаро Судзуки “Дзен и фехтование”)
Акира для меня – особенный герой. Я была не на шутку очарована образом эльфа-раба Фенриса из Dragon Age 2, но не внешностью даже, а манерой двигаться (мечник-танцор) и историей о том, как долго герой может не осознавать рабства, если не видел ему альтернативы. Освобожденный раб, не осознавший концепции свободы, остается рабом. В диалоге игры присутствует история о том, как Фенрис сбегает от хозяина и некоторое время проводит в обществе повстанцев на островах, показывающих ему, что такое вольная жизнь. Однако когда рабовладелец его находит и приказывает убить этих новых друзей, Фенрис подчиняется хозяину, в процессе понимая, что делать этого не хочет, как не хочет больше быть рабом. Эта история сильно меня задела, и мне хотелось написать этот момент по-своему, увидеть его и прожить по-другому. Очень яркая картина, сопротивляться было сложно. Пробуждение Акиры – долгий и неочевидный процесс, однако в книге ему повезло найти человека, который хочет научить его желать.
Для Кари Годар Акира – это нечто совершенное, холодная звезда. Держала в голове цитату из «Авесты» (Тиштр = Сириус):
Тиштр щедрый, благодатныйпринимает телесный облик,двигаясь в лучахв образе мужа юного,блистающего, светлоглазого,величественного, сильного,могущественного, искусного.
Имя Кари взято из скандинавского фильма «Реприза», рассказывающего про жизнь молодых писателей. Вместе с фамилией самого известного режиссера французской «новой волны» получился отличный псевдоним для соцсетей, которым я воспользовалась лишь раз для газеты “Лимонка”, т.к. он определенно предназначался для чего-то иного. В итоге имя идеально легло под главную героиню книги. Она такой же enfant terrible для мира Лурда, как Годар – для классического кино =)
Изначально я хотела сделать Годар трикстером, совершенно непредсказуемым героем, который является сюрпризом в том числе и для самого себя. Но это слишком сложно, к тому же такая внутренняя драма перетягивала бы все внимание (мое, по крайней мере) от идеи. В итоге Годар – хаосит, но со стержнем упертого айнрэндовского героя. Ее мотивы для местных выглядят абсолютно непостижимыми, хотя она идет по четко продуманному плану.
История эксгумации, которую рассказывает Терновник, – это реальная история.
Я не проговаривала это явно, но у Терновника и Годар одинаковые способности по чтению чувств, только король испорчен и не умеет пользоваться даром. В книге “Дзен и фехтование” было приведено блестящее описание ошибок фехтовальщика: желание победить, желание прибегнуть к техническим трюкам, желание показать все, что выучил, все, что знаешь, желание держать противника в страхе, желание играть пассивную роль, желание избавиться от описанных болезней. Терновник совершает их все.
Город мертвых делает решение вопросов насилием неэффективным. а прямолинейные битвы бесполезными. Мне не нравится стандартная схема противостояния плохих-хороших, здесь нужно применить интеллект. Мертвые убийственны, но при этом на них нельзя напасть. Совсем.
Образ наемного убийцы Дала Риона отчасти навеян Зевраном из Dragon Age. Он такой же либертин, с удовольствием отдающийся и сексу, и войне. Полная противоположность ханжи короля. В первоначальном варианте книги Годар была с ним лично знакома и высоко оценивала его навыки, но затем я сочла это избыточным.
Идея страданий и поисков Дрейка родилась из этой цитаты Ефрема Сирина:
Абунашвар – название города из комикса “Шараз-де”. Иногда бывает, когда одно слово раскладывается в целую книгу, и это тот самый случай. Рабочее название второго тома – “Путешествие в Абунашвар”.
Редактору очень понравилась работа, она сочла, что Годар напоминает Жанну Д’Арк. Внешне это действительно так, но только из-за того, что женщин-предводителей армий мы знаем немного = ) Игра с образом в книге есть, но это сплошной постмодернизм, начиная с того, что Годар – Жанна Д’Арк без веры, которой дали возможность переиграть суд в Руане, и заканчивая тем, что она делает чужие зверства способом получить желаемое и совершить невозможное, т.е. играет в поддавки, чтобы получить последователей. Суд в Руане в юности потряс меня наглостью давления и фальсификаций, так что я не отказала себе в удовольствии его поверхностно переиграть. Но это внешние признаки, суть очень различна, т.к. Годар нерелигиозна.
В начале, в сцене прибытия посла Годар цитирует Конфуция: «Без красноречия Чжу-То и красоты сунского принца Чжао трудно избежать ненависти в наш век». То – вэйский вельможа по прозванию Цзы-юй, известный своим красноречием. Сунский принц Чжао, известный своей красотой и развратом, пользовался благосклонностью собственной сестры. Годар иронизирует над молчаливостью посла, хотя та действует гораздо лучше реального красноречия, и намекает на его статус куртизанки. Посол понимает этот намек, а вот окружение – вряд ли.
Да, очень люблю внутренний юмор или внутренние пасхалки, в том числе абсолютно неуловимые. Мне просто нравится так делать. Например, финал “Отступника” – это своеобразный оммаж открывающей сцене одного из фантастических романов, где в самом начале предводителя повстанцев оскопляют и убивают перед всеми его последователями, скрывшимися в толпе. Но кому есть до этого дело? =)
Вы удивитесь, но для меня это книга о любви. Каждый герой в книге хочет любить, но не может, потому что внутри религиозного мира, мира постоянного подавления настоящая любовь – “опасный пластид”, ведь она всегда нарушает правила, приличия, порядки. Терновнику любовь запрещена, хотя он мог бы спасать людей, – и ее место занимает ненависть, Акира не знает любви внутри своей абсолютной защиты, Кари любит всех – и сдерживается, чтобы не погибнуть, Дрейк любит Кари, хотя не подозревает об этом, и т.д. Этот пласт не на виду, но он важен. Религия порабощает, любовь же берет высокую плату, но зато делает смелым.
Меня сильно впечатлила фраза режиссера Мамулии из интервью на “Сеансе” о том же самом, Годар частично цитирует ее в разговоре с Дрейком. Вот полная цитата:
“Человек боится любви. Она меняет состав крови, и дыхание приобретает несвойственный ему ритм. Когда человек со страху стремиться взять ее под контроль, она превращается в мутный осадок. Как только человек хочет обезопасить себя от последствий любви, от возможности испытать крах ее потери, он моментально теряет возможность подчиняться этой силе. И тут он теряет «иное» время. Тот, кто боится любви, недостоин ее.”
Весьма вероятно, что у “Отступника” будет второй том, хотя и не сразу – мне нужно немного пространства. Научится ли Дрейк видеть правду? Станет ли Акира легендой? Сумеет ли Годар подчинить Черный город? Сможет ли Терновник заменить Совет, а Епифания – жить в мире без веры? Исчезнет ли Город мертвых? Куда делся Мартир? Как живут шуай? На все эти вопросы от читателей придется ответить. И это будет интересно.