Грязный снег в лесу. На снегу лежит человек, в руке его катана . Он начинает вставать. Пока он неловко, тяжело приподнимается, звучит голос:
– Я слышал , что Идзо растерял все силы, пока позорно бежал. Но не думал, что он превратился в жалкого пса, забывшего о мужестве.
Идзо (вставая):
– Что знает о мужестве падальщик вроде тебя?
Пока он встает, камера перемещается на говорившего. На лице человека, облаченного в грязную одежду, играет неприятная ухмылка. Он вооружен каким-то огнестрелом, на его фоне Идзо кажется анахронизмом. Камера чертит дугу между Идзо и пришельцем. Вместе с завершением дуги он окончательно поднимается..
Идзо (как будто самому себе):
– Я видел вещи, после которых руки дрожат у закоснелых убийц.
Пришелец (насмешливо):
– Наверное, поэтому ты и спотыкаешься. Видать, и ноги трясутся от страха.
Идзо расправляет плечи. Теперь он не походит на забитого чувака, в осанке появляется сталь.
– Я бегу не от тебя. Сначала я скрывался от погони, но в этих лесах есть что-то пострашнее, чем чужие мечи.
– Тут ты прав. Время мечей закончилось.
Пришелец кивает на свой револьвер. Идзо продолжает, не обращая внимания на реплику незнакомца:
– Стволы смещаются, ветер налетает ниоткуда, волочет листья, переплетает ветви. За спиной каждый раз…
(раздается неожиданный хруст ветки. Идзо резко поворачивает голову в сторону звука, готовый встретить нападение, но там никого нет. Пришелец продолжает невозмутимо наблюдать за Идзо, словно за сумасшедшим.)
Идзо (делая несколько шагов навстречу пришельцу):
– Я никого не боялся, падальщик, пока не пришел сюда. Здесь что-то есть, охотник. Что-то, что охотится за охотниками.
В конце фразы Идзо внезапно ухмыляется. Пришелец готовит револьвер:
– Не волнуйся, Идзо. Если не я, то остальные из моего отряда скоро избавят тебя от страха, отправив к праотцам. Так что ты должен быть мне благодарен.
Идзо смеется:
– Кому же я должен быть благодарен за избавление, падальщик? Как твое имя?
– У тебя осталось не так много времени, чтобы его использовать. Но я назову его, так уж и быть. Я Танака, идущий по следам трусов и предателей.
– Готовься к бою, Танака. Я сразил много таких, как ты, и сделаю это не раз.
Идзо встает в боевую стойку, Танака нацеливает на него дуло. Разговаривая, они так и не приблизились друг к другу, между ними словно зона отчуждения метра в три. Они замирают, камера зачерпывает темные деревья, окружающие их, небо в хмурой паутине веток. Напряжение усиливается, Идзо явно настроен серьезно, но Танака не торопится стрелять. Через некоторое время он расслабляется и опускает руку, забираясь ей под одежду.
Танака:
– Ну уж нет. На, глотни (кидает флягу). Я хочу услышать побольше об ужасе, который здесь обитает, чтобы рассказывать друзьям за саке. Потом сразимся, хотя схватка явно будет недолгой.
Идзо ловит флягу, вертит ее, раздумывая, потом расслабляется и пьет. Он небрит, лохмат, неухожен.
– Твой напиток хорош. (вытирает рот) Я несколько месяцев не видел ни достойной еды, ни выпивки. Человек в этом лесу чужой, здесь становится бесполезным зрение, а слух ловит отзвуки несуществующего. Корни похожи на чудовищ. Каждый раз вечером, когда я склоняюсь над костром, над моим плечом кто-то дышит, но его невозможно увидеть. Страшно засыпать, когда на тебя уставилось безглазое лицо тьмы. За мной следует треск, и это… Это…
Идзо хватается за живот. Спазм скручивает его, и в этот момент он понимает, что отравлен, изумленно глядя на Танаку:
– Но почему ты не сразился со мной? Почему ты не нападаешь?
Танака скрещивает руки и смотрит, оставаясь на том же неприкосновенном радиусе недосягаемого.
Идзо изумленно впивается глазами в лицо Танаки, затем заваливается вниз. Его мучает боль, которая заставляет скручиваться. Морщась в ярости, он оседает на снег. Он стоит на четвереньках, опираясь на землю одной рукой, а другой схватившись за живот. Голова повернута в сторону Танаки.
Тот сидит, рядом с ним на снегу лежит револьвер.
– Стреляй! Стреляй, Танака! Стреляй! Стреляй!
Он утыкается лицом в снег, слова превращаются в мычание. Мы видим только его спину и затылок. Танака подкладывает под себя узел и ждет, положив револьвер рядом. На его лице не написано ничего кроме любопытства. Он наблюдает за смертью Идзо.
Идзо все еще продолжает шевелиться, лежа лицом вниз. Камера останавливается на его руке, которая прежде поддерживала тело на весу. Рука Идзо резко, исступленно сжимается и разжимается в ритме, в котором он прежде кричал «Стреляй! Стреляй», раскидывая снег. Но вскоре движения становятся более вялыми, неловкие пальцы застывают.
Некоторое время Танака сидит неподвижно. В лесу не раздается ни звука. Затем он встает и подходит к телу, переворачивает труп, слегка приподнимает его и смотрит в уродливое, красноватое, покрытое снегом лицо, затем фыркает и отпускает тело.
– Пули дорого стоят, Идзо.
Он возвращается к сумке, достает оттуда веревку и начинает обвязывать труп Идзо, пропуская ее подмышками. Движения показывают, что ему не раз приходилось это делать, – несколько уверенных, простых действий. Танака перекидывает конец веревки через плечо, сгибается – и начинает тащить труп через лес.
Ему в спину раздается зловещий треск, но он не оборачивается, глядя вперед. На его губах играет легкая усмешка. Камера смещается все ниже, останавливаясь на ногах трупа, который рывками тащит на веревке Танака.
Несколько секунд камера показывает волочащиеся ноги и оставляемый ими на снегу след.
КОНЕЦ.
