Heresy Hub #5 Буайе и религия как побочный эффект способа мыслить

В этот раз речь пойдет о религии. По мнению Паскаля Буайе создание религиозных образов и религия вообще – всего лишь побочный эффект того, как работает сознание. Мне эта идея очень доставляет – как минимум, она стоит обдумывания.

Таймлайн:

Continue reading

Share Button

Мишель Пастуро “Синий. История цвета”

Не так давно на mtrpl.ru в статье про синий наткнулась на то, что Гомер описывал “море цвета темного вина”, а также про то, что древние греки вообще исключали синий из описаний и, кажется, даже его не видели. Вернее, не выделяли из общего массива цветов. Просто подумайте об этом. Такая культурная привязка восприятия к языку меня поразила. Так что я прочитала книгу Мишеля Пастуро “Синий. История цвета”, где он более дотошно рассказывает историю появления синего в западной культуре.

a3f8fdb9d8f146d87ecca6cbf82e650d

Там приводится анализ текстов греков и римлян, где они выделяют цвета у радуги. “Никто из античных авторов не упоминает его. Ксенофан и Аноксимен, а позднее Лукреций (98-55 год до н.э) различают в радуге красный, желтый и фиолетовый цвета, Аристотель и его ученики – красный, желтый, зеленый и фиолетовый, Эпикур – красный, зеленый, желтый и и фиолетовый, Марцеллин (ок. 330-400 годов) – пурпурный, фиолетовый зеленый, оранжевый, красный и желтый.” Это производит впечатление. Далее синий присутствует в жизни древнего Рима, но считается непрестижным, варварским, отсутствует в символике, а следовательно никого не интересует. После прихода христианства художники используют синий, но как вспомогательный цвет, т.к. в различные трактаты о том, что и где нужно использовать при богослужениях синий не попадает. Т.е. сам по себе синий, конечно, воспринимается глазом, но т.к. в средневековом обществе все крутится вокруг религии, он вынесен за пределы поля обсуждения. Дело меняется где-то в 12 веке.

И тут становится дико интересно, насколько много вещей, которые считаются “само собой разумеющимися”, являются просто следствием религиозных заблуждений или случайности (вроде популяризации синего королем Франции). Короче, в Средние Века святоши вели массу бессмысленных споров о разных предметах. Одним из них был спор, является ли цвет духом или материей. Вам смешно, а для людей тех лет это был вопрос не праздный. Ведь если цвет это свет, то это от бога и храмы нужно украшать, а если цвет – это материя, то он лишь искажает форму объектов, мешает восприятию божьего творения и должен отовсюду изгоняться. Continue reading

Share Button

“Антихрист” Ницше

“Я осуждаю христианство, я выдвигаю против христианской церкви страшнейшие из всех обвинений, какие только когда-нибудь бывали в устах обвинителя. По-моему, это есть высшее из всех мыслимых извращений, оно имело волю к последнему извращению, какое только было возможно. Христианская церковь ничего не оставила не тронутым в своей порче, она обесценила всякую ценность, из всякой истины она сделала ложь, из всего честного — душевную низость. (…) Я называю христианство единым великим проклятием, единой великой внутренней порчей, единым великим инстинктом мести, для которого никакое средство не будет достаточно ядовито, коварно, низко, достаточно мало, — я называю его единым бессмертным, позорным пятном человечества…”

Перечитала Ницше. Ницше в “Антихристе” “оскорбляет чувства верующих” зажигательно, самозабвенно и самовлюбленно. С его точки зрения христианство – это система воззрений, искалечившая свободный дух людей и насадившая лживые и абстрактные ценности, лишающие желания двигаться вперед. Ницше – дионисиец, ему глубоко противно сочувствие к болезному и возвеличивание страдания. Больше всего достается апостолу Павлу, “гению в ненависти”, “фальшивомонетчику”, который из благой вести Христа о единстве Бога и человека сделал учение о торге за бессмертие души и возвеличивание страдания. Павел изобретает учение, отталкиваясь от собственного желания объяснить произошедшее, и создает страшный гибрид, мало имеющий общего с действиями Иисуса. Ницше не жалеет слов и бичует его, как может (а может он, когда желает этого, весьма красочно) , хотя часто заменяет аргументацию эмоцией. Ницше глубоко оскорблен доминированием христианства, он хочет вышвырнуть его на помойку истории, полностью лишить силы – и употребляет поэтому крайне резкие, хлесткие и оскорбительные формулировки. Это не всегда срабатывает, порой он сбивается на сквернословие, но местами текст достигает высот обличения и негодования. Continue reading

Share Button

Шиммель “Мир исламского мистицизма” – 2

Танец дервишей

Изображение танца дервишей “сама” с помощью надписей арабского алфавита

Шибли увидал человека, рыдавшего, потому что умерла его возлюбленная, и пристыдил его: “О глупец, зачем ты любишь кого-то, кто может умереть?”

Эта книга – почти неисчерпаемый источник для начала разнообразных исследований, потому что описывает как используемую в суфийской поэзии систему знаков (роза, соловей, Возлюбленный, Друг, стоянки, Путь, етс), так и предоставляет обширные примеры из жизни различных интригующих исторических лиц в спектре от ставшего легендой Халладжа, жестоко казненного и этой казни радовавшегося, до Меркеза Эфенди, Газали и Байазида (Абу Азида Бистами), который говорил: “Под моими одеждами нет ничего кроме Бога”; от критически настроенного Джунайда до экстатически восторженного, разрывающегося от любви Руми, который и ответственен за то, что я изучаю все это.

Концепция всеохватной, бесконечной, неудержимой и со стороны безумной любви к Богу и человеку, сметающей все вокруг, превращающей весь мир в набор вибрирующих от восторга частиц, была свойственна не только Руми, а целому течению мистиков в целом. Для того, чтобы описать это, используется две концепции – фана, уничтожение себя в Боге, т.е. полное растворение личности, отказ от нее и становление как бы частью бога, когда личности не существует, и бака, пребывание в Боге. Вот хороший пример из одного стихотворения: “Волны скрыли старика, и больше нечего о нем сказать. Он вытряс свои одежды И в них более нет ничего”. В отличие от христианской традиции, когда люди стремятся вернуться в Рай, мусульманский мистик хочет вернуться в состояние до творения человека вообще, когда человек был неовеществленной, нереализованной частью Бога.

Continue reading

Share Button

Аннемари Шиммель “Мир исламского мистицизма”: часть 1

Мир исламского мистицизма Шиммель рецензия Жанны Поярковой

Обложка к “Миру исламского мистицизма” Шиммель

“Мир исламского мистицизма” Аннемари Шиммель – сногсшибательная по качеству и сущности описываемого материала книга, переполненная ссылками, цитатами, новыми именами, примерами, рассказами, анализом и вдобавок снабженная впечатляющей библиографией с комментариями. Она наносит сокрушительный удар невежеству. Такой же взрывной эффект проникновения в чужой пласт культуры давала разве что “Осень средневековья” Хейзинги, заставляющая понять мировоззрение радикально отличающихся от современных людей.

После чтения поэтов-суфиев у меня накопилась масса вопросов, на которые нужно было найти ответ, – это касается как непонятных отсылок к красоте языка Корана (который в переводе не кажется поэтичным) или упомянутых имен, так и системы символов, смысла терминов, особенностей ислама. И на все эти вопросы ответы с лихвой обнаружились. Немка Аннемари Шиммель начала изучать арабский язык с 15 лет, переводила поэзию с персидского, арабского, урду, синдхи, что обеспечивает глубочайший уровень понимания культуры. При этом она типичный европейский профессор. С одной стороны, автор хорошо понимает как смысл поэзии Руми, Аттара, высказывания суфиев, так и особенности мышления человека исламского мира, даже мистика; с другой она отлично разговаривает на языке интеллектуалов, поэтому книга написана взвешенным тоном европейского лектора. Лучше книги на тему и придумать нельзя – она разъясняет образность суфийской поэзии, специфику исламского познания Бога, дает просто миллион имен, о которых на русском вообще ничего не найдешь. Сплошные открытия и разрывы шаблонов. Крайне рекомендую тем, кому интересны темы суфизма, исторического развития исламской мысли и исламской поэзии.

Continue reading

Share Button