“Антихрист” Ницше

“Я осуждаю христианство, я выдвигаю против христианской церкви страшнейшие из всех обвинений, какие только когда-нибудь бывали в устах обвинителя. По-моему, это есть высшее из всех мыслимых извращений, оно имело волю к последнему извращению, какое только было возможно. Христианская церковь ничего не оставила не тронутым в своей порче, она обесценила всякую ценность, из всякой истины она сделала ложь, из всего честного — душевную низость. (…) Я называю христианство единым великим проклятием, единой великой внутренней порчей, единым великим инстинктом мести, для которого никакое средство не будет достаточно ядовито, коварно, низко, достаточно мало, — я называю его единым бессмертным, позорным пятном человечества…”

Перечитала Ницше. Ницше в “Антихристе” “оскорбляет чувства верующих” зажигательно, самозабвенно и самовлюбленно. С его точки зрения христианство – это система воззрений, искалечившая свободный дух людей и насадившая лживые и абстрактные ценности, лишающие желания двигаться вперед. Ницше – дионисиец, ему глубоко противно сочувствие к болезному и возвеличивание страдания. Больше всего достается апостолу Павлу, “гению в ненависти”, “фальшивомонетчику”, который из благой вести Христа о единстве Бога и человека сделал учение о торге за бессмертие души и возвеличивание страдания. Павел изобретает учение, отталкиваясь от собственного желания объяснить произошедшее, и создает страшный гибрид, мало имеющий общего с действиями Иисуса. Ницше не жалеет слов и бичует его, как может (а может он, когда желает этого, весьма красочно) , хотя часто заменяет аргументацию эмоцией. Ницше глубоко оскорблен доминированием христианства, он хочет вышвырнуть его на помойку истории, полностью лишить силы – и употребляет поэтому крайне резкие, хлесткие и оскорбительные формулировки. Это не всегда срабатывает, порой он сбивается на сквернословие, но местами текст достигает высот обличения и негодования.

"Антихрист" Ницше. Обложка.

“Антихрист” Ницше. Обложка.

Быть христианином по Ницше – это неприлично, но в это слово он не вкладывает опасения общественной морали, в его устах это означает, скорее, – “вопиюще недостойно мыслящего человека”. Естественно, Ницше также возмущен тем, что христианство превозносит слабых над сильными, он считает это глубоко противоестественным, извращенным и пагубным для развития человека. Копание внутри и попытка найти миллионы совершенных или только продуманных “грехов” не дают человеку смотреть вовне, впитывать в себя происходящее, анализировать, познавать. Как формулировал он неудачном и не заслуживающем печати “Ecce Homo” (в котором, несмотря на сборку из черновиков, наступающее безумие и болезненное высокомерие встречаются все же хорошие куски):

“Понятие “бог” выдумано как противоположность понятию жизни. Понятия “по ту сторону”, “истинный мир” выдуманы, чтобы обесценить единственный мир, который существует, чтобы не оставить никакой цели, никакого разума, никакой задачи для нашей земной реальности! Понятия “душа”, “дух”, в конце концов, даже “бессмертная душа” выдуманы, чтобы презирать тело, чтобы сделать его больным – “святым”, чтобы всему, что в жизни заслуживает серьезного отношения, вопросам питания, жилища, духовной диеты, ухода за больными, чистоплотности, климату – противопоставить ужасное легкомыслие! Вместо здоровья – “спасение души”, другими словами, маниакально-депрессивный психоз, начиная с судорог покаяния до истерии искупления.”

Довольно любопытно Ницше видит сцену грехопадения человека из Библии, в которой Ева выступает экспериментатором, проводит опыт, хочет познания. Несмотря на картинное женоненавистничество Ницше, проявившееся после разрыва с Лу Саломе, здесь он отсчитывает появление науки с момента, когда Ева заинтересовалась и съела яблоко:

(…)«от женщины происходит в мире всякое несчастье», — это также знает всякий жрец. «Следовательно, от неё идёт и наука»… Только через женщину человек научился вкушать от древа познания. — Что же случилось? Ветхого Бога охватил адский страх. Сам человек сделался величайшим промахом Бога, он создал в нём себе соперника: наука делает равным Богу, — приходит конец жрецам и богам, когда человек начинает познавать науку! — Мораль: наука есть нечто запрещённое само по себе, она одна запрещена. Наука — это первый грех, зерно всех грехов, первородный грех. Только это одно и есть мораль. — «Ты не должен познавать»; остальное всё вытекает из этого. — Адский страх не препятствует Богу быть благоразумным. Как защищаться от науки? — это сделалось надолго его главной проблемой. Ответ: прочь человека из рая! Счастье, праздность наводит на мысли — все мысли суть скверные мысли… Человек не должен думать. — И «жрец в себе» изобретает нужду, смерть, беременность с её опасностью для жизни, всякого рода бедствия, старость, тяготу жизни, а прежде всего болезнь — все верные средства в борьбе с наукой! Нужда не позволяет человеку думать… И всё-таки! ужасно! Дело познания воздвигается, возвышаясь до небес, затемняя богов, — что делать? — Ветхий Бог изобретает войну, он разъединяет народы, он делает так, что люди взаимно истребляют друг друга (— жрецам всегда была необходима война…). Война наряду с другим — великая помеха науке! — Невероятно! Познание, эмансипация от жреца даже возрастает, несмотря на войну. — И вот последнее решение приходит ветхому Богу: «человек познал науку, — ничто не помогает, нужно его утопить!»…

По-моему, довольно остроумно. Происходящие по всему миру процессы, а также агрессивная клерикализация в России доказывают, что науке и религии не по пути, как бы ни пытались примирить их добрячки. Вера прямо противоположна поискам знаний, догматизм противоположен открытости для исследований, неосмысливаемое повторение чьих-то противоречивых древних бредней противоположно познанию мира, экспериментам, поиску.

“Жрец знает только одну великую опасность — науку: здоровое понятие о причине и действии. Но наука в целом преуспевает только при счастливых обстоятельствах: нужно иметь избыток времени и духа, чтобы «познавать»… Следовательно, нужно человека сделать несчастным: это всегда было логикой жреца. — Можно уже угадать, что, сообразно этой логике, теперь явилось на свет: «грех»… Понятие о вине и наказании, весь «нравственный миропорядок» изобретён против науки, против освобождения человека от жреца… Человек не должен смотреть вне себя, он должен смотреть внутрь себя: он не должен смотреть на вещи умно и предусмотрительно, как изучающий; он вообще не должен смотреть: он должен страдать…”

Беспокоит Ницше и вопрос здоровья, что можно связать с его собственной ситуацией – Ницше много болел, едва не ослеп, поэтому необходимость поддержания здорового тела, чтобы плодотворно работать, была для него крайне важной. Он в ужасе от общественного пренебрежения вопросами гигиены, от интереса к “душе” в ущерб чистоплотности и базовым вопросам жизнеообеспечения. В “Ecce Homo”, например, он пытается шокировать тем, что работу кишечника ставит важнее любых “духовных” вопросов, однако это оформлено, на мой вкус, недостаточно дерзко. Тем не менее, идея ясна. Неумение относиться к собственному телу как к инструменту (единственному и быстро дряхлеющему), который нужно содержать в готовности, проверять и чинить, поражает и сейчас.

Анализируя вышесказанное, неудивительно, что Ницше высоко ставит буддизм по сравнению с христианством, хотя считает плохими обе религии:

“Буддизм во сто раз реальнее христианства, — он представляет собою наследие объективной и холодной постановки проблем, он является после философского движения, продолжавшегося сотни лет; с понятием «Бог» уже было покончено, когда он явился. Буддизм есть единственная истинно позитивистская религия, встречающаяся в истории; даже в своей теории познания (строгом феноменализме) он не говорит: «борьба против греха», но, с полным признанием действительности, он говорит: «борьба против страдания». Самообман моральных понятий он оставляет уже позади себя, — и в этом его глубокое отличие от христианства — он стоит, выражаясь моим языком, по ту сторону добра и зла.(…) Ясность духа, спокойствие, отсутствие желаний как высшая цель — вот чего хотят и чего достигают. Буддизм не есть религия, в которой лишь стремятся к совершенству: совершенное здесь есть нормальный случай.”

Буддизм утихомиривает страсти, он является формой душевной гигиены. Не то Ницше находит в христианстве, и тут с ним сложно спорить:

“В христианстве инстинкты подчинённых и угнетённых выступают на передний план: именно низшие сословия ищут в нём спасения. Казуистика греха, самокритика, инквизиция совести практикуются здесь как занятие, как средство против скуки; здесь постоянно (путём молитвы) поддерживается пыл по отношению к могущественному существу, называемому «Бог»; высшее значится здесь как недостижимое, как дар, как «милость». В христианстве недостаёт также откровенности: тёмное место, закоулок — это в его духе. Тело здесь презирается, гигиена отвергается как чувственность; церковь отвращается даже от чистоплотности (первым мероприятием христиан после изгнания мавров было закрытие общественных бань, каковых только в Кордове насчитывалось до двухсот семидесяти). Христианство есть в известном смысле жестокость к себе и другим, ненависть к инакомыслящим, воля к преследованию. Мрачные и волнующие представления здесь на переднем плане. Состояния, которых домогаются и отмечают высокими именами, — это эпилептоидные состояния. Диета приспособлена к тому, чтобы покровительствовать болезненным явлениям и крайне раздражать нервы. Христианство есть смертельная вражда к господам земли, к «знатным», и вместе с тем скрытое, тайное соперничество с ними (им предоставляют «плоть», себе хотят только «душу»…). Христианство — это ненависть к уму, гордости, мужеству, свободе; это — libertinage ума; христианство есть ненависть к чувствам, к радостям чувств, к радости вообще…”

Сравнение буддизма, особенно раннего буддизма, и христианства действительно будет не в пользу последнего. Ницше считает, что единственным “христианином” был Христос, а после его смерти было сотворено нечто лживое, страшное и отвратительное. “Уже слово «христианство» есть недоразумение, — в сущности был только один христианин, и он умер на кресте”.

Интересно также Ницше рассматривает вопрос морали. Там, где он отвлекается от проклятий в адрес моралистов, у него появляется мысль о том, что каждый должен быть творцом собственной “морали”, т.е. она не должна быть универсальной (= абстрактной),  каждый человек должен изобретать свой собственный кодекс.

Резюмируя, скажу, что “Антихрист”  эмоционален, он раскален, в нем полно дрожи негодующего и презрения высокомерного, но основной посыл это умаляет несильно.

Share Button
Bookmark the permalink.

2 Comments

  1. Александр Власов

    Мор, здесь Вы в основном излагаете Ницше. И лишь в одном месте говорите от себя: “Вера прямо противоположна поискам знаний, догматизм противоположен открытости для исследований, неосмысливаемое повторение чьих-то противоречивых древних бредней противоположно познанию мира, экспериментам, поиску”.
    А чуть подробней (или уже где-то есть?) именно о Вашем отношении к христианству? С учетом “современных реалий” и т.д. Может,будет какое-то эссе?
    Кстати, случайно узнал охрененый, ошеломляющий факт: оказывается, “четыре всадника” – знаменитые атеисты Докинз, Деннет, Харрис и покойный Хитченс – по гороскопу – все четверо – Овны!!! И Вы тоже Овен, насколько я знаю.
    Вы в гороскопы, думаю, тоже не верите, но всё-таки. Обычная теория вероятностей,совпадение, но… странный всё-таки поворот!

    • разговаривать о религии? гиблое дело. религия – такая же чушь, как гороскопы, только значительно более вредная, ведь из-за гороскопов никто никого не убивает. сама по себе вера в бога как в нечто одухотворяющее мир, некий деизм не вызывает у меня отторжения. а вот религии книги, т.е. вера в чушь, написанную давным-давно разными людьми с разными целями, я считаю оскорбительными для интеллекта. что-то вроде томаса пейна – http://bridge-on-fire.livejournal.com/33696.html?mode=reply#add_comment вкратце писала здесь: http://yasher.net/pesn_pesney_religioznyy_postmodernizm) , хотя часть форм искусства, родившихся из христианства, весьма красивы. например, музыка – http://ava_heta.livejournal.com/

      у ницше я согласна с его анализом, постановкой проблемы, поэтому текст тут и находится, а с выводами – нет.

      >Кстати, случайно узнал охрененый, ошеломляющий факт: оказывается, “четыре всадника” – знаменитые атеисты
      я бы не назвала это фактом.

Leave a Reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *